Имел кли оллаборационизм в Крыму какие-то уникальные черты?

Термин «коллаборационизм» (фр. «Collaboration» – сотрудничество) чаще всего применяется в более узком смысле – как сотрудничество с оккупантами в период Второй мировой войны. Абсолютное большинство современных исследователей справедливо отмечают, что механический перенос его значение на реалии жизни в СССР тех лет не только упрощает проблему, а порой и полностью искажает смысл происходящего. Однако он оказался востребован том, что ранее применяемые термины – «враг народа», «измена Родине» – не несущие в себе всей гаммы смысловых нагрузок.

Экономический коллаборационизм был связан с системой трудоиспользования в Крыму. «Восточные рабочие», в свою очередь, делились на тех, кто уехал добровольно, и на принудительно перемещенных лиц.

В Крыму экономический коллаборационизм ничем не отличался от того, что происходило в любом оккупированном уголке Украины – большинство людей, брошенных на произвол судьбы, вынуждены были сотрудничать с оккупантами.

А. туршу до войны был начальником одного из ЖЭКов Симферополя, продолжал работать на этой же должности и во время оккупации. В мае 1944 г.. Он был арестован по обвинению в «измене Родине», осужден и в Крым больше не вернулся. «Восточные рабочие», после репатриации в СССР, преследованиям не подвергались.

Военно-полицейский коллаборационизм существовал на всех оккупированных территориях. Вопрос о привлечении населения на службу в Вермахт остро встал после первой карательной операции против партизан, когда стало очевидным, что без помощи местного населения выбить их из леса невозможно. С января 1942 началось вербовки добровольцев. Вскоре было сформировано 16 рот. Большинство «хиви» (добровольные помощники) и «фрайвиллиге» (добровольцы) служили в строительных батальонах, частях снабжения, антипартизанских отрядах. Полицейские «индивидуальной службы» набирались из расчета 1 служащий – на 100 чел. населения.

С 1943 г.. Началось формирование полицейских батальонов «шума». Они включали в себя полицию порядка в городах и сельской местности; отряды самообороны; отделы для борьбы с партизанами; вспомогательную пожарную полицию; вспомогательную полицию охраны лагерей военнопленных и несения трудовой повинности. Все эти подразделения были интернациональными по своему составу и комплектовались как из числа военнопленных, так и местных жителей. Естественно, большой процент в них составляли русские, крымские татары, а также выходцы из кавказских республик: массово были представлены азербайджанцы, армяне, грузины, ведь многие из них попал в плен после разгрома Крымского фронта. В отдельных ротах могли доминировать грузины, в других большинство составляли крымские татары, армяне или азербайджанцы.

На первом этапе оккупации распространенным был бытовой коллаборационизм. Базировался он на недовольстве людей жизнью в СССР и надеждах на лучшее будущее во время оккупации. Многие граждане, особенно зрелого и пожилого возраста, не могли простить советской власти репрессий, коллективизации, антирелигиозных компаний, мелочного вмешательства государства в личную жизнь, запрет свободной торговли, отсутствие демократических и экономических свобод.

Отличительной особенностью Крымского полуострова было то, что в соответствии со специальным указом, в ряды РККА НЕ призывались болгары, греки, немцы, поляки, чехи, составлявшие 8,22% всего местного мужского населения. Так эти люди оказались вне армии и были вынуждены в той или иной форме сотрудничать с новой властью. Принимая во внимание многонациональный состав населения полуострова, оккупанты ушли на то, чтобы санкционировать функционирования различных национальных комитетов: болгарского, греческого, еврейского (вскоре его членов расстреляют), крымскотатарского, украинского. Этим квазиорган было предоставлено формальный статус местного национального самоуправления.

При изучении периода оккупации Крыма традиционно акцентировалось внимание только на одной национальной группе – крымских татарах. Исследования проводились некорректно, были выявлены многочисленные случаи, когда за крымских татар авторы выдавали азербайджанцев, грузин, туркмен, казанских татар и даже русских. Подобный подход не случаен. Выполняя идеологический заказ власти, И. Эренбург писал: «Это война за Россию. Нет ни одного россиянина против нас. Нет ни одного россиянина, который стоял бы за немцев ». Эта фраза была опубликована в ноябре 1941 г.. И стала ориентиром для всех последующих публикаций. «Изменниками» могли быть только «инородцы».

Навязанные общественном сознании ложные представления о том, что «добровольцами» были исключительно крымские татары, трансформировались в стереотипы. В наше время убедительно доказано, что коллаборационизм на территории Крыма имел не этническую, а политическую и социально-экономическую природу.

Чтобы не быть голословными, приведем национальный состав 149-го батальона, в котором русские составляли 54 человека; греки – 14; Украинцы – 12; крымские татары – 7; казанские татары – 5; армяне – 4; узбеки – 4; поляки – 3; грузины – 2; азербайджанцы – 1; белорусы – 1; болгары – 1; евреи – 1.

Все этнические группы Крыма в той или иной степени как сотрудничали с оккупантами, так и боролись с ними или среди партизан, или на фронтах войны, в рядах Красной армии.

Если опираться на данные репрессивных органов, то соотношение количества мужчин и осужденных за эти же преступления женщин – несопоставимы. Среди осужденных в основном были переводчицы, сотрудники газет, артистки. Разновидностью женского коллаборационизма был «сексуальный» коллаборационизм. Просматривая симферопольские дому книги, можно встретить записи, сделанные летом – осенью 1944, о том, что гражданку такую-то было выписано в связи с «недостойным поведением» в годы оккупации.

Довольно распространяется явлением был кратковременный коллаборационизм. Умирающий от голода военнопленный соглашался стать «добровольцем» и при первой же возможности бежал в лес, к партизанам. Всех этих людей, несмотря на их участие в партизанском движении, был осужден.

Существовал и длительный коллаборационизм, когда человек, ставший на путь сотрудничества, оставалась с оккупантами в их отступления и капитуляции. Как ни парадоксально, но именно эти люди оказались в выигрышном положении. Часть из них сумела убежать в Канаду, Австралию или Южную Америку. Те же, кто был репатриирован в Советский Союз, рассматривались карательными органами не как военнопленные, а как «изменники Родины». В 1952 г.. Состоялась амнистия, в результате которой все, кто к маю 1945 продолжал служить в вермахте, получили свободу и чистые паспорта.

Посилання на основну публікацію